если кого-то хоронишь - то позаботься, чтоб вдруг не ожил
плохо быть неуверенным в собственном мастерстве
птица Горюн поет над лесом, да и над городом тоже
алая кровь и серебряный луч, яблони белый цвет
видишь - над мертвым бледным ручьем притихли плакучие ивы
проще забыть и выбросить в воду, чем губы кусать, терпя
эта зима учит жить беззаботно и умирать красиво
если услышишь напев моей флейты - знай, я зову тебя
до смерти замерзать - это всегда незаметно как-то
и привыкаешь смеяться над всеми пожарами, что болят
больше всех рыцаря Като ненавидел сам рыцарь Като
птица Горюн кричит громче, чем поют серебристые тополя
(c) Леди Лайя
плохо быть неуверенным в собственном мастерстве
птица Горюн поет над лесом, да и над городом тоже
алая кровь и серебряный луч, яблони белый цвет
видишь - над мертвым бледным ручьем притихли плакучие ивы
проще забыть и выбросить в воду, чем губы кусать, терпя
эта зима учит жить беззаботно и умирать красиво
если услышишь напев моей флейты - знай, я зову тебя
до смерти замерзать - это всегда незаметно как-то
и привыкаешь смеяться над всеми пожарами, что болят
больше всех рыцаря Като ненавидел сам рыцарь Като
птица Горюн кричит громче, чем поют серебристые тополя
(c) Леди Лайя
01.02.2012 в 20:48
Пишет himera...:объяснить, что для меня значат стихи Даны...
нет, не смогу.
просто перепощу снова.
URL записинет, не смогу.
просто перепощу снова.
01.02.2012 в 16:02
Пишет lllytnik:Колыбельная
Ильченьке
Как под лысой горой собирают медведи хмель,
набивают подушки, вышитые крестом,
как в паучьих селениях шали плетут к зиме,
как луна наливается мутным молочным льдом,
как мертвеет трава, зябнут корни, чернеет пруд,
застывает стеклянной жилой подземный ключ,
как зайчата глодают ветки, дерут кору,
как горька брусника, мох мягок, и тёрн колюч.
По душистым еловым иглам, листве гнилой,
осторожно ступай, малыш, не порань ступней,
отыщи ветлу, полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны,
я найду тебя по весне.
Слушай, слушай, малыш, как вороны говорят,
как куницы и лисы учат щенков петлять.
В черных бочках моченые яблоки сентября,
в остывающей печке ящерка на углях.
Ищет, ищет Яга в лесу маслят да малят.
Гонит, гонит чертей со двора петушиный крик.
Под пятнистым коровьим боком телята спят.
Съест хозяин корову -- косточки прибери,
заверни в платок, завяжи простой узелок,
закопай в перекрестье дорог, поливай да пой:
утром вырастет вяз, полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны,
я вернусь за тобой весной.
Как бродячие псы жмутся к люкам у теплотрасс,
ветер стонет, изрезавши брюхо о провода.
Как закат исходит на лёд, меняет окрас.
Холод, холод идёт, тепла ему не отдай.
Избегай разговоров с людьми, не бери даров,
сны храни в кульке, к груди прижимай кулёк.
Ты для них артефакт, сердце лета, свежая кровь,
дефицитный продукт, редкий радужный мотылёк:
изловить, засушить, к стенке пробковой приколоть.
Не ищи ночлега -- в Коломенском старый дуб,
шесть веков ему. Полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны.
А весной я тебя найду.
Иллюстрация Елены (ilche) Ремизовой
URL записиИльченьке
Как под лысой горой собирают медведи хмель,
набивают подушки, вышитые крестом,
как в паучьих селениях шали плетут к зиме,
как луна наливается мутным молочным льдом,
как мертвеет трава, зябнут корни, чернеет пруд,
застывает стеклянной жилой подземный ключ,
как зайчата глодают ветки, дерут кору,
как горька брусника, мох мягок, и тёрн колюч.
По душистым еловым иглам, листве гнилой,
осторожно ступай, малыш, не порань ступней,
отыщи ветлу, полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны,
я найду тебя по весне.
Слушай, слушай, малыш, как вороны говорят,
как куницы и лисы учат щенков петлять.
В черных бочках моченые яблоки сентября,
в остывающей печке ящерка на углях.
Ищет, ищет Яга в лесу маслят да малят.
Гонит, гонит чертей со двора петушиный крик.
Под пятнистым коровьим боком телята спят.
Съест хозяин корову -- косточки прибери,
заверни в платок, завяжи простой узелок,
закопай в перекрестье дорог, поливай да пой:
утром вырастет вяз, полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны,
я вернусь за тобой весной.
Как бродячие псы жмутся к люкам у теплотрасс,
ветер стонет, изрезавши брюхо о провода.
Как закат исходит на лёд, меняет окрас.
Холод, холод идёт, тепла ему не отдай.
Избегай разговоров с людьми, не бери даров,
сны храни в кульке, к груди прижимай кулёк.
Ты для них артефакт, сердце лета, свежая кровь,
дефицитный продукт, редкий радужный мотылёк:
изловить, засушить, к стенке пробковой приколоть.
Не ищи ночлега -- в Коломенском старый дуб,
шесть веков ему. Полезай в дупло, там тепло.
Спи, малыш, до весны.
А весной я тебя найду.
Иллюстрация Елены (ilche) Ремизовой
...
Я порой натурально дурею от собственных странных идей.
Я придумала лотерею, где давали б живых людей.
Только правильных, только нужных, понимающих с полпинка.
Для любви, для работы, дружбы, для распития коньяка,
И чтоб нравились им смешные мои мысли наверняка.
Я куплю лотереек пачку (очень много и про запас)
Чтоб выиграть себе чудачку с ярким цветом огромных глаз.
Чтоб бродить с ней ночами где-то, чтоб из термоса пить вино,
От нее будет пахнуть летом и ромашками заодно.
С ней мне будет всегда спокойно, нежно, радостно и смешно.
Я разрежу другой билетик, и я знаю, кто будет в нем:
Замечательный белый этик (их не сыщешь и днем с огнем).
С ним мы будем, под чай, на кухне, говорить о людских страстях,
Может, даже сто граммов ухнем, если что-нибудь в новостях
Снова с грохотом в центре рухнет, на прощанье перекрестя...
Предпоследний билетик вскрою я под мартовский выходной.
Так как хочется мне весною не сидеть, как всегда, одной,
А бродить по горам и селам, да на трассе писать стихи,
Так пусть будет со мной веселый кладезь всяческой чепухи.
Только-только закончит школу и умчится к местам глухим.
А последнюю лотерейку я, конечно, отдам тебе.
Сядем где-нибудь на скамейку, их же много у нас, в Москве.
Ты откроешь конверт спокойно, не скрывая и не тая,
Я тебе улыбнусь невольно - в том конвертике буду я.
Набродилась уже. Довольно! Ты же знаешь, что я - твоя.
(c) Неведомая Ёбаная Хуйня
Я порой натурально дурею от собственных странных идей.
Я придумала лотерею, где давали б живых людей.
Только правильных, только нужных, понимающих с полпинка.
Для любви, для работы, дружбы, для распития коньяка,
И чтоб нравились им смешные мои мысли наверняка.
Я куплю лотереек пачку (очень много и про запас)
Чтоб выиграть себе чудачку с ярким цветом огромных глаз.
Чтоб бродить с ней ночами где-то, чтоб из термоса пить вино,
От нее будет пахнуть летом и ромашками заодно.
С ней мне будет всегда спокойно, нежно, радостно и смешно.
Я разрежу другой билетик, и я знаю, кто будет в нем:
Замечательный белый этик (их не сыщешь и днем с огнем).
С ним мы будем, под чай, на кухне, говорить о людских страстях,
Может, даже сто граммов ухнем, если что-нибудь в новостях
Снова с грохотом в центре рухнет, на прощанье перекрестя...
Предпоследний билетик вскрою я под мартовский выходной.
Так как хочется мне весною не сидеть, как всегда, одной,
А бродить по горам и селам, да на трассе писать стихи,
Так пусть будет со мной веселый кладезь всяческой чепухи.
Только-только закончит школу и умчится к местам глухим.
А последнюю лотерейку я, конечно, отдам тебе.
Сядем где-нибудь на скамейку, их же много у нас, в Москве.
Ты откроешь конверт спокойно, не скрывая и не тая,
Я тебе улыбнусь невольно - в том конвертике буду я.
Набродилась уже. Довольно! Ты же знаешь, что я - твоя.
(c) Неведомая Ёбаная Хуйня
Возьмем реалии выдуманного мира.
Она - утонченная нимфа (мечта сатира),
В свободное время - стихи и игра на лире.
И с мужем кристально честна и ему верна.
Такой ароматный цветочек, душистый ирис,
Хозяйка, красавица, преданная жена.
Но в моде теперь не идиллии, это верно.
У мужа вдруг вырисовывается соперник.
Он любит ее, возвышенно и безмерно,
И к этому плюсом ужасно собой хорош.
Он первый (ну ладно, мы будем считать, что первый)
На девичий идеал в ее снах похож.
Ему твердят, что как-то не по-пацански
Дарить чьей-то милой жене дорогие цацки,
(ну, сам-то он, может быть, и не подарок царский,
Но чем-то ее умудряется зацепить).
И вот она принимает любовь красавца,
Ему соглашается (боже) себя дарить.
Сюжет не нов, но можно и повториться.
Ее выгоняют из дому как блудницу.
Тогда она убегает с любимым в Ниццу
(Ведь может Ницца в такой фантазии быть).
И вот, осев в придуманной загранице,
Они начинают строить реальный быт.
А дальше повесть в строгой узде приличий:
Рассвет, постель, поцелуи под щебет птичий.
Яичница, кофе и тосты - набор привычный.
И он идет на работу, как на парад.
Но впрочем, это уже чересчур обычно.
Попробуем лучше с сюжетами поиграть.
Быть может, вдруг у нее отрастают уши,
И, перманентно тоскуя в душЕ и дУше,
Она уплывает, нью эйдж натощак прослушав,
Из золотистых гаваней - в Валинор.
(я не плагиатор, о нет. Да еще к тому же
О Валиноре все пишут и до сих пор).
Быть может, он покрывается темной шерстью
И по ночам не способен сидеть на месте,
Разбужен звериной кровью и жаждой мести
(за годы сюжета накопится список жертв).
Быть может, они даже будут скрываться вместе -
И вместе порвали троих человек уже.
Быть может, она решит возвратиться к мужу.
Быть может, что он продаст Люциферу душу.
Быть может, они над готическим замком кружат,
Пав жертвой проклятия злобного колдуна.
(ей даже идет. И она косит глазом в лужу,
Глядит: в этих перьях достаточно ли стройна?).
Морали не будет. Зачем заговаривать зубы...
И в жизни сюжет банально непредсказуем,
Никто не узнает, когда развопится зуммер
И вам на башку приземлится с небес рояль.
Да, есть интуиция, вид неясного зуда,
Но кто в нее верит серьезно? Ни вы, ни я.
Никто и не знает, как кинет всевышний кости,
И что уж теперь бушевать и кипеть от злости,
И если жизнь посмеется и вас не спросит,
Скажите гордо нахалке в ответ: а нас - рать!
Когда на макушку судьба варианты сбросит,
Одно остается - вертеться и выбирать.
(c) Графит
Она - утонченная нимфа (мечта сатира),
В свободное время - стихи и игра на лире.
И с мужем кристально честна и ему верна.
Такой ароматный цветочек, душистый ирис,
Хозяйка, красавица, преданная жена.
Но в моде теперь не идиллии, это верно.
У мужа вдруг вырисовывается соперник.
Он любит ее, возвышенно и безмерно,
И к этому плюсом ужасно собой хорош.
Он первый (ну ладно, мы будем считать, что первый)
На девичий идеал в ее снах похож.
Ему твердят, что как-то не по-пацански
Дарить чьей-то милой жене дорогие цацки,
(ну, сам-то он, может быть, и не подарок царский,
Но чем-то ее умудряется зацепить).
И вот она принимает любовь красавца,
Ему соглашается (боже) себя дарить.
Сюжет не нов, но можно и повториться.
Ее выгоняют из дому как блудницу.
Тогда она убегает с любимым в Ниццу
(Ведь может Ницца в такой фантазии быть).
И вот, осев в придуманной загранице,
Они начинают строить реальный быт.
А дальше повесть в строгой узде приличий:
Рассвет, постель, поцелуи под щебет птичий.
Яичница, кофе и тосты - набор привычный.
И он идет на работу, как на парад.
Но впрочем, это уже чересчур обычно.
Попробуем лучше с сюжетами поиграть.
Быть может, вдруг у нее отрастают уши,
И, перманентно тоскуя в душЕ и дУше,
Она уплывает, нью эйдж натощак прослушав,
Из золотистых гаваней - в Валинор.
(я не плагиатор, о нет. Да еще к тому же
О Валиноре все пишут и до сих пор).
Быть может, он покрывается темной шерстью
И по ночам не способен сидеть на месте,
Разбужен звериной кровью и жаждой мести
(за годы сюжета накопится список жертв).
Быть может, они даже будут скрываться вместе -
И вместе порвали троих человек уже.
Быть может, она решит возвратиться к мужу.
Быть может, что он продаст Люциферу душу.
Быть может, они над готическим замком кружат,
Пав жертвой проклятия злобного колдуна.
(ей даже идет. И она косит глазом в лужу,
Глядит: в этих перьях достаточно ли стройна?).
Морали не будет. Зачем заговаривать зубы...
И в жизни сюжет банально непредсказуем,
Никто не узнает, когда развопится зуммер
И вам на башку приземлится с небес рояль.
Да, есть интуиция, вид неясного зуда,
Но кто в нее верит серьезно? Ни вы, ни я.
Никто и не знает, как кинет всевышний кости,
И что уж теперь бушевать и кипеть от злости,
И если жизнь посмеется и вас не спросит,
Скажите гордо нахалке в ответ: а нас - рать!
Когда на макушку судьба варианты сбросит,
Одно остается - вертеться и выбирать.
(c) Графит
Про минус 22.
Минус двадцать два.
Анна прыгает с парашютом,
Костя музыку пишет, Мишка гоняет чертей.
Я болею. Я ною: "Боже, каким маршрутом
Мне пойти, чтобы избежать всех моих смертей?
Все вокруг, как с ума посъезжали - выходят замуж,
Травят байки, целуются, томно глядят в меню.
Все хотят, чтобы я вот так же. А я устала ж,
У меня по четыре капельницы на дню."
Кто-то едет в Петрополь, кто-то - на дачу к Варе,
У нее замечательный кофе и пять котов.
Я торчу у врачей и нету печальней твари.
И катетер ехидно топорщится из бинтов.
Минус двадцать два.
На ботинках трещат подошвы,
Сердце съежилось мокрой марлечкой под плащом.
Гардеробщица в клинике охает мне: "Ну что ж вы,
Не болейте, вы ж молодая совсем еще!"
Все несутся, горят - мука между жерновами,
Торопливо кричат - ну чего тебя так развезло?!
У меня тут серьезное дело . Я выживаю.
Подождите чуть-чуть. С непривычки пока тяжело.
(c) Крис Аивер
Минус двадцать два.
Анна прыгает с парашютом,
Костя музыку пишет, Мишка гоняет чертей.
Я болею. Я ною: "Боже, каким маршрутом
Мне пойти, чтобы избежать всех моих смертей?
Все вокруг, как с ума посъезжали - выходят замуж,
Травят байки, целуются, томно глядят в меню.
Все хотят, чтобы я вот так же. А я устала ж,
У меня по четыре капельницы на дню."
Кто-то едет в Петрополь, кто-то - на дачу к Варе,
У нее замечательный кофе и пять котов.
Я торчу у врачей и нету печальней твари.
И катетер ехидно топорщится из бинтов.
Минус двадцать два.
На ботинках трещат подошвы,
Сердце съежилось мокрой марлечкой под плащом.
Гардеробщица в клинике охает мне: "Ну что ж вы,
Не болейте, вы ж молодая совсем еще!"
Все несутся, горят - мука между жерновами,
Торопливо кричат - ну чего тебя так развезло?!
У меня тут серьезное дело . Я выживаю.
Подождите чуть-чуть. С непривычки пока тяжело.
(c) Крис Аивер
Вечер декабрьский салютами весь расшит.
Мира. Любви. И не болеть никому.
Я говорю за тех, кто сейчас молчит
и у окна всматривается во тьму.
Я говорю за тех, кто всегда один,
с кем бы ни жил и ни растил детей,
тех, кто сейчас выдыхает в форточку дым,
тех, кто сейчас молчаливей речной воды,
за одиночек всех полов и мастей.
И наклонился город, который свят,
пусть уже тем, что полон живых людей,
люди за окнами режут на стол салат,
елка стоит, гирлянды висят на ней,
и обнимает, берет к себе на ладонь,
город качает и песню тихо поет:
как же уютно светит живой огонь,
как будет новый, хороший и светлый год.
Вот я стою у окна, выпускаю дым,
вот я дышу на стекло и рисую тут.
Я говорю за тех, кто всегда один.
Пусть нас услышат.
Пусть сегодня придут.
alonso-kexano.livejournal.com/
Мира. Любви. И не болеть никому.
Я говорю за тех, кто сейчас молчит
и у окна всматривается во тьму.
Я говорю за тех, кто всегда один,
с кем бы ни жил и ни растил детей,
тех, кто сейчас выдыхает в форточку дым,
тех, кто сейчас молчаливей речной воды,
за одиночек всех полов и мастей.
И наклонился город, который свят,
пусть уже тем, что полон живых людей,
люди за окнами режут на стол салат,
елка стоит, гирлянды висят на ней,
и обнимает, берет к себе на ладонь,
город качает и песню тихо поет:
как же уютно светит живой огонь,
как будет новый, хороший и светлый год.
Вот я стою у окна, выпускаю дым,
вот я дышу на стекло и рисую тут.
Я говорю за тех, кто всегда один.
Пусть нас услышат.
Пусть сегодня придут.
alonso-kexano.livejournal.com/
* * *
Никто ей не верит – правда, который год.
Приличная, вроде, собой недурна вполне,
но чуточку странная: так, на своей волне.
Например, говорит, ее муж – представляешь? – кот.
Ну ладно бы, ну соврала, что он капитан
дальнего плаванья, в Азии. Или, там,
разведчик, в разъездах, в рассрочках, в бегах, ага.
Но нет, говорит, что он кот, и вся недолга.
А, в конце концов, что такого? Ведь, правда, сколько
Людей, сколько мнений, и судеб –
представить жутко:
Кто-то замуж выходит за вора и алкоголика,
Кто-то женится ради денег и даже в шутку.
Кто-то счастлив, а кто-то отмечен судьбой суровой,
Кто живет на Бали, кто-то телек в кредит берет.
Если может жена быть и курицей, и коровой,
Почему не представить, что муж у кого-то – кот?
Что плохого в коте? Он о грязной молчит посуде,
Не ворчит, если поздно с работы; он рад всегда ей.
Каждый миг возле нас живут миллиарды судеб,
Миллиарды любви, и радости, и страданий,
Кто любимого ждет, кто-то ждет разносчика пиццы,
Эта любит халву, он тусовщик, вот мастер цеха.
Кто-то хочет всего добиться, кто -- обдолбиться.
Кто мечтает о стейке, а кто – против носки меха.
Кто-то грешен, а кто-то стигматы несет на коже.
Кто-то едет в Москву из Питера на «Сапсане»
Поворот ключа, зажигается свет в прихожей.
Он опять ее шею щекочет смешно усами.
© Kladbische, 2012
Никто ей не верит – правда, который год.
Приличная, вроде, собой недурна вполне,
но чуточку странная: так, на своей волне.
Например, говорит, ее муж – представляешь? – кот.
Ну ладно бы, ну соврала, что он капитан
дальнего плаванья, в Азии. Или, там,
разведчик, в разъездах, в рассрочках, в бегах, ага.
Но нет, говорит, что он кот, и вся недолга.
А, в конце концов, что такого? Ведь, правда, сколько
Людей, сколько мнений, и судеб –
представить жутко:
Кто-то замуж выходит за вора и алкоголика,
Кто-то женится ради денег и даже в шутку.
Кто-то счастлив, а кто-то отмечен судьбой суровой,
Кто живет на Бали, кто-то телек в кредит берет.
Если может жена быть и курицей, и коровой,
Почему не представить, что муж у кого-то – кот?
Что плохого в коте? Он о грязной молчит посуде,
Не ворчит, если поздно с работы; он рад всегда ей.
Каждый миг возле нас живут миллиарды судеб,
Миллиарды любви, и радости, и страданий,
Кто любимого ждет, кто-то ждет разносчика пиццы,
Эта любит халву, он тусовщик, вот мастер цеха.
Кто-то хочет всего добиться, кто -- обдолбиться.
Кто мечтает о стейке, а кто – против носки меха.
Кто-то грешен, а кто-то стигматы несет на коже.
Кто-то едет в Москву из Питера на «Сапсане»
Поворот ключа, зажигается свет в прихожей.
Он опять ее шею щекочет смешно усами.
© Kladbische, 2012
